«Во отоце окияна моря»

Толчком к поездке на Соловки послужил один странный разговор. Некто в 2004 году рассказывал мне, как о пророчестве какого-то старца, что гонения на Церковь в ближайшее время снова возобновятся и что уже на Соловках готовы темницы для новых мучеников. Это звучало и страшно, и интригующе. Красивое и почему-то пугающее название «Соловки» было вроде и на слуху, и в то же время о нём я ничего не знал. И почему-то там темницы… Сколько же их там должно быть? Я стал читать о Соловках и, чем больше узнавал, тем больше меня туда тянуло.

На Соловецкие острова можно попасть либо на самолёте из Архангельска, либо на катере из Кеми.

На самолёте я ещё никогда не летал, поэтому выбрал именно этот вариант. Страх перед полётом и неизвестностью сменился восторгом от увиденного. Внизу проплывали виды суровой лесотундры с проплешинами болот и блестящими змейками рек. Прорвавшись сквозь белесую пелену, мы оказались над бескрайним молочным полем облаков. То здесь, то там виднелись какие-то завихрения, похожие на небольшие холмики. Я не мог отделаться от мысли, что на каком-нибудь из них вот-вот увижу присевшего отдохнуть ангела.

Первая служба в Соловецком монастыре впечатлила меня, как и первый полёт на самолёте. Подобно русским послам в Царьграде, я не знал, где я нахожусь: на земле или на Небе. Неспешное, очень ясное для слуха пение вело молитву, как поводырь слепца. А над облаками кадильного дыма возвышался написанный в полный рост Христос в царском облачении.

Служба была в церкви святителя Филиппа, куда на лето из Преображенского храма переносили мощи преподобных Зосимы, Савватия и Германа. Рядом с ними мощи священномученика Петра (Зверева). «Яко светильницы явистеся всесветлии во отоце окияна моря, преподобнии отцы наши Зосимо, Савватие и Германе, вы бо крест Христов на рамо вземше, усердно Тому последовасте…» — несколько раз во время службы звучит уже ставший знакомым тропарь преподобным. И это «во отоце окияна моря» запоминается на всю жизнь.

Тёплым июльским деньком, за прогретыми солнцем каменными стенами монастыря иногда забываешь, что находишься в 160 километрах от Полярного круга. Но вдруг увидишь где-нибудь большую, размером с гуся, соловецкую чайку и вспомнишь, что ты посреди Белого моря. Раньше в монастыре чаек было очень много. Они были одним из символов Соловков. До страшного пожара 1923 года чайки селились повсюду в монастыре: на крышах, на стенах, прямо на земле вдоль дорожек. Гнезда были буквально под ногами прохожих. Чаек никто не трогал, и они совершенно никого не боялись. Мне вспоминается одна из страниц истории монастыря, когда не только люди, но и чайки были спасены заступничеством Пресвятой Богородицы.

В июле 1854 года во время Русско-турецкой войны два английских корабля напали на монастырь и в течение 9 часов его обстреливали из 60 орудий. Всего было выпущено 1800 ядер. Тем не менее повреждения в монастыре оказались самые незначительные: навылет прострелен купол Никольской церкви, в нескольких местах пробита кровля крепостной стены. Многие ядра перелетали через стену и падали в Святое озеро. Бомбы не взрывались. Когда обстрел закончился, обнаружилось, что никто в монастыре не был ранен, даже неоперившиеся чайки, которые не могли улететь и во множестве сидели на земле.

Последний выстрел был произведен в 17 часов, когда колокол возвестил начало всенощной. Бомба попала в икону Знамения Божией Матери, написанную на западной паперти Преображенского собора. «Сию рану благоволила принять за обитель Царица Небесная, как Сын Ея за весь мир», -­ писал настоятель монастыря, архимандрит Александр.

На Соловецких островах Христа проповедуют даже камни. Помните, как Господь ответил фарисеям про своих учеников: «если они умолкнут, то камни возопиют» (Лк. 19:40). Вот братский корпус на острове Муксалма. Он построен из кирпича, но в основании одного из углов лежат огромные валуны. Тут же вспоминается «Камень, который отвергли строители…», который «сделался главою угла» (Мф. 21:42).

Или циклопическая кладка стен и башен Соловецкого монастыря. Глядя на них, вспоминаешь, что построено это вручную, ещё во времена Ивана Грозного. И, глядя на эту мощь, думаешь уже не об этих булыжниках, а о живых камнях (см. 1Пет. 2:5), о тех светильниках всесветлых, которые зажгли на этих суровых островах свет веры Христовой. Их очень много. Кто может назвать их точное число? Только Бог. Вот самые яркие из них: преподобные Савватий, Герман, Зосима, Елеазар Анзерский, святитель Филипп, митрополит Московский. Рассказать же мне хочется о преподобном Иове, в схиме Иисусе Анзерском.

Мирское имя его -­ Иван Иванович Иванов. Происходил он из духовного звания и был московским священником. Большую часть своих доходов употреблял на милостыню, оставляя себе лишь небольшие остатки. Особым вниманием отца Иоанна пользовались узники темниц, которых он не только утешал пастырским словом, но и приносил им угощение и нередко выкупал содержащихся за долги. Когда слава о нём стала ходить по Москве, свою благотворительную деятельность отец Иоанн стал осуществлять втайне, через других.

Уже в преклонных годах ждали отца Иоанна тяжё­лые испытания. Он тяжело заболел и три месяца пролежал в постели без движения, а когда здоровье снова вернулось к нему, был оклеветан перед Петром Первым, духовником которого он был. Петр поверил, что священник будто бы поддерживал отношения с «вором Гришкой Талицким», называвшим Петра антихристом. По повелению монарха отца Иоанна сослали в Соловецкий монастырь, где должны были насильно постричь в монахи. Следует отметить, что отец Иоанн, ещё будучи простым приходским священником, совершал не только священническое, но и иноческое правило. Так исполнилась заветная мечта отца Иоанна. Пострижен он был с именем Иов.

В монастыре 66-­­летний новоначальный монах выполнял обычную монастырскую работу: рубил дрова, нёс послушание в братской трапезной и пивоварне. Кроме воды и хлеба не вкушал ничего, за что братия прозвала его постником. Неоднократно он был искушаем врагом рода человеческого. Так, его взору часто представал хорошо известный ему врач, который заводил речи о том, что «ты, при старости своей, работаешь черноризцам, как купленный раб, не привыкши прежде к таким трудам. Не следует тебе так трудиться и потому, что ты священноинок. Довольно с тебя и того, что, оставив славу и честь в мире, ты пришел в убожество и принял на себя тяжкие труды ради пищи. Я даже удивляюсь, как ты можешь принимать суровую пищу после сладких брашен». Преподобный отвечал на это: «Пост есть мать целомуд­рия, ты внимай себе с подобными».

Своими трудами и смирением преподобный стяжал любовь братии и настоятеля. Его признали опытным монахом, освободили от монастырских послушаний и разрешили затвориться в келии.

Петр Первый, посетив в 1702 году монастырь, убедился в клевете на своего бывшего духовника и хотел вернуть того ко двору. Но преподобный Иов просил оставить его на Соловках.

В этом же году старец переселился в Анзерский скит, а в следующем стал его строителем (настоятелем). За строгую подвижническую жизнь он был удостоен пострижения в схиму с именем Иисус (в честь Иисуса Навина).

Удивительно, что высокая гора на острове Анзер носит название Голгофа, и название это дала сама Пречистая Божия Матерь, явившись в тонком сне преподобному Иову: «Сия гора наречется вторая Голгофа, на ней будет церковь Распятия Сына Моего и Господа… Я Сама буду посещать гору и пребуду с вами во веки». Ещё Пресвятая Богородица предсказала, что «придёт время, верующие на этой горе будут падать от страданий, как мухи», что и исполнилось в XX веке. Как бы в память о всех новомучениках и исповедниках на склоне горы Голгофа выросла берёза в форме креста.

Ещё об одном человеке хотел бы я рассказать в своей статье -­ о последнем кошевом атамане Запорожской сечи ­- Петре Ивановиче Кальнишевском. Участник Русско-турецкой войны 1768 — 1774 годов, награжденный за храбрость золотой медалью с бриллиантами, был арестован при разгроме Сечи и сослан в Соловецкий монастырь. Прибыл туда в 1776 году и содержался в каземате № 15 возле сушила. Ему было положено порционных денег­ 1 рубль в день. На сэкономленные деньги он отремонтировал себе келью, а в конце жизни приобрёл Евангелие стоимостью 2435 рублей и оставил его в монастыре на вечное поминовение. 25 лет он провёл в заточении. В 1801 году указом императора Александра Павловича был помилован и получил право выбрать место жительства. Пётр Иванович не пожелал покинуть обитель, «где обрёл душевное спокойствие смиренного христианина». Здесь он и скончался в 1803 году в возрасте 112 лет.

В монастыре сохранилась темница, в которой содержали Петра Кальнышевского. Не одна ли она из тех темниц, о которых упоминал некто пророчествующий в начале моего повествования? Сколько же их? Всего в XIX веке в монастыре их было 28. Для XX века, с его миллионными масштабами, этого было недостаточно. Во времена репрессий темницей стал весь Соловецкий архипелаг. Тогда были написаны страшные страницы истории Соловков.

На территории самого монастыря и окружающего его посёлка в разные периоды существования Соловецкого лагеря особого назначения (СЛОН) находилось от 50 до 80% всех заключённых на Соловках.

По всему острову были разбросаны различные лагерные производства, называвшиеся командировками: лесозаготовки, торфоразработки, производство кирпича, рыбная ловля, сельхозработы, заготовка водорослей, разведение пушного зверя.

В Голгофо­-Распятском скиту был устроен стационар медчасти СЛОН. Туда отправляли больных тифом, здесь умерли тысячи заключённых. С ними обращались с ужасающей жестокостью, о которой говорит хотя бы одно название барака для умирающих — «кровавая харчевня».

На Секирной горе в здании Вознесенской церкви находился мужской штрафной изолятор. Сюда отправляли за побеги и подготовку к ним, отказ от работ и «контрреволюционную пропаганду». Это было самое страшное место на Соловках, с невыносимыми условиями содержания: два неотапливаемых этажа, пол вместо нар, отхожее место в алтаре. Утром давали кружку кипятка на троих, фунт хлеба, пшеничный отвар. За смену нужно было срубить 8­-10 деревьев, раскряжевать и очистить от сучьев. На ночь одежду отбирали, оставляя лишь один предмет из одежды. Железную печку-времянку разрешалось топить с 20 до 24 часов. Чтобы хоть как-то согреться, заключённые укладывались спать на полу штабелями в четыре яруса и в течение ночи перемещались из одного яруса в другой. Тяжелее всего приходилось тем, кто лежал в нижнем ярусе — они могли задохнуться или быть раздавленными.

За любое неповиновение жестоко наказывали. Нередко прибегали к пыткам: человека раздевали, привязывали к дереву и оставляли на ночь. Такое издевательство называлось «комарики». Мало кто оставался живым или в здравом уме после такой пытки. Здесь же, на Секирке, приводили в исполнение расстрельные приговоры.

За 350 лет существования на островах царской тюрьмы через неё прошло чуть более трёхсот заключённых. За 16 лет существования СЛОН через него прошли многие десятки тысяч человек, около 40 тысяч из которых остались лежать в соловецкой земле навсегда. «Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода» (Ин. 12:24).

В 1939 году с Соловков были вывезены последние заключённые и охрана. И только в 1989 году началось возрождение монашеской жизни. Первыми насельниками стали игумен Герман и диакон Иона (ныне игумен Зосима).

Сложно передать свои ощущения от Соловков. Очень точно сказал протоиерей Дмитрий Смирнов:

«Такой красоты, как вид с Голгофы, я не видел нигде. С другой стороны, я ощущал ужас, который окутывал это место, где бесчеловечные двуногие сущности устроили ад для лучших людей России. Это заставляло сердце сжиматься-разжиматься так, что, казалось, оно разорвётся. Ничего подобного тому, что я испытал в тот день на Анзере, у меня в жизни не было. Такие чувства очень памятны. Они действуют на душу облагораживающе.

Соловки — это такая точка Земного шара, с которой мало что может сравниться по красоте и по тому духовному напряжению, которое здесь ощущаешь.»

Ещё это место, куда хочется снова вернуться. «Здесь Христос близко»**.

Александр Опалев. Фото автора

————————-

* Оток – остров по церковно-славянски

** «Не бойтесь Соловков, здесь Христос близко» – слова великого русского художника Михаила Нестерова своему другу Борису Ширяеву, этапированному на Соловки.