Статьи

Молитва, дарующая благодать

Из творений святителя Иннокентия Херсонского

Не без особенной причины, братие мои, молитва сия так усвоена Святому и Великому посту, что многократно повторяется на каждом богослужении. Без сомнения, при всей краткости сей молитвы, в ней сокрыто великое богатство святых мыслей и чувств, и весьма ясно изображены наши нужды духовные. Посему мы поступим сообразно намерению Святой Церкви и нашей духовной пользе, если обратим сию молитву в предмет наших собеседований и рассмотрим порознь каждое прошение, в ней заключающееся. Таким образом откроется пред нами целый ряд святых добродетелей, коими должно украшать свою душу каждому, и явится целое тёмное полчище грехов и пороков, от коих надобно беречь своё сердце.

И без напоминания, вероятно, известно многим, что это молитва святого Ефрема Сирина. В дополнение к сему скажем, что святой Ефрем принадлежит к числу величайших подвижников благочестия, кои украшали собою древнюю Церковь христианскую. Человек он был по плоти, но ангел по духу и совершенствам. От самых юных лет святой Ефрем оставил мир и вселился в пустыню, где долговременное пребывание, без наставников, соделало его учителем Востока и светилом вселенныя. Самым любимым предметом и созерцаний, и поучений Ефремовых было покаяние. Церковь Сирская, к коей принадлежал он по месту обитания, имела в нём всё — и учителя веры, и обличителя нравов, и питателя во время глада, и чудотворного врача от болезней, и защитника от еретиков и язычников. Всеобщее уважение за все сии добродетели, ещё при жизни святого Подвижника, простиралось до того, что поучения его читались по церквам непосредственно за Священным Писанием.

Из такого-то ума и сердца проистекла молитва, нами рассматриваемая, — из ума богопросвещенного, из сердца, пламеневшего любовью к Богу и ближним, совершенно очищенного и освящённого благодатью.

И в молитве своей, как в душе и жизни, святой Ефрем прост и безыскусствен. Он молится и располагает всех нас молить Господа, во-первых, об удалении от нас душевредных пороков, во-вторых, о ниспослании вместо них боголюбезных добродетелей, предполагая, что и пороки не удалятся от нас, и добродетели не приидут к нам без особенного содействия силы Божией.

Такое чувство ненадёжности в деле спасения на свои силы и призывание на помощь благодати Божией есть отличительные свойства нравственности христианской. Гордый язычник говорил самонадеянно: пусть дадут мне боги честь, богатство, здравие, а добродетель я сам себе достану. Но откуда была у него сия пагубная самонадеянность? Оттого, что язычник не знал хорошо греховного растления природы человеческой и её бессилия духовного, не понимал свойств самой добродетели, ограничивая её одной внешней честностью.

Просвещённый светом Евангелия христианин, напротив, ясно видит, как падший человек не способен сам по себе и помыслить, не только совершить что-либо истинно доброе. Христианин ясно видит также, что требуется от добродетели, дабы она была совершенно чистой и благоугодной не пред очами только человеческими, а и пред очами Божиими. Что для сего необходима не блестящая токмо наружность, часто прикрывающая собой одну тайную гордость и своекорыстие, а искренняя любовь к добру, совершенное послушание воле Божией и закону совести, с отвержением всех расчётов самолюбия; видит, говорю, всё сие христианин и, признавая в себе невозможность освободиться собственными силами от яда греховного, стяжать собственными средствами добродетель столь чистую и совершенную, падает в смирении пред престолом благодати и восклицает:

«Господи и Владыко живота моего, дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми! Дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любве даруй ми, рабу Твоему! Ей, Господи Царю, даруй мне зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего, яко благословен еси во веки веков. Аминь.»

— Если Ты, всеблагий и всемогущий, Сам не затворишь бездонных хлябий зла, во мне гнездящегося: то, при всех усилиях моих, они вечно будут источать поток худых мыслей и деяний, наводнять нечистотою мою душу и сердце. Если Ты, всесвятый и праведный, Сам не поставишь меня на путь правды и истины, не утвердишь на камени заповедей Твоих колеблющиеся стопы мои: то я вечно буду претыкаться и падать, всегда буду собираться идти к Тебе и не тронусь с места, тем паче не достигну той цели вожделенной, которая предназначена мне Твоею премудрою любовью.

Нельзя также, братие мои, не остановиться вниманием на самом выражении, которое употреб­лено святым Ефремом в его молитве. Он молит Господа не о том только, чтобы от него были удалены пороки и чтобы ему поданы были добродетели, но чтобы он освобождён был от самого духа сих пороков, чтобы ему ниспослан был самый дух сих добродетелей.

Так люди духовные во всём созерцают духа, тогда как люди плотские в самых духовных предметах видят нередко одну плоть! Что же здесь называется духом пороков и духом добродетелей? То ли, что мы обыкновенно называем таким-то пороком и такою-то добродетелью или что-либо другое, большее?
Не погрешим, если скажем, что святой Ефрем, молясь об отгнании от него духа праздности, уныния и любоначалия и о даровании ему духа целомудрия и смиренномудрия, имел в виду действительных духов, — в первом случае, духов тёмных и злых, в последнем — духов добрых и светоносных. Человек, по учению, постоянно находится между двумя мирами: горним — светоносным, и дольним — мрачным и диавольским. Тот и другой мир действуют на него непрестанно и ведут между собой брань за него.

Мир ангельский действует на человека тем, что охраняет, поддерживает, укрепляет его на пути покаяния и добродетели, вдыхая благие мысли и чувства, сообщая духовную силу и крепость. Мир диа­вольский действует тем, что старается совратить человека с пути правды, удержать в плену страстей и порока, вдыхая для сего в его душу и сердце всё нечистое и богопротивное.

Неудивительно после сего, если каждая доб­родетель имеет своего духа чистого, который, по преизбыточествующей силе сей добродетели в нем самом, становится особым руководителем для человека, к ней стремящегося. Неудивительно, если и каждый порок имеет своего духа тьмы, который также, может быть, по преизбыточествующей силе сего порока в нём самом, становится споспешником его для людей грешных. Сих-то духов, яко началовождей добра и зла, видит человек Божий своим богопросвещенным оком и молит Господа о ниспослании ему светоносных духов добродетели и об удалении от него тёмных ангелов греха.

Кроме сего, каждая добродетель, коль скоро утвердится в человеке, и каждый порок, коль скоро овладеет им, образуют из себя самих свой дух, по виду своему. Этот дух добродетели сильнее и светоноснее, нежели самая добродетель; этот дух порока мрачнее и злее, нежели самый порок. Как образуется в душе этот дух? Так же, как в вещах чувственных.

Наполните комнату какими-либо вещами и оставьте их там надолго: в комнате образуется дух сих вещей, так что если вы и вынесете их, дух сей останется надолго. Если наполните веществами благовонными, то останется благовоние; если зловонными, то зловоние.

Так бывает и с душою, когда она наполняется известным каким-либо видом добродетелей или пороков: в ней образуется дух господствующей добродетели или дух любимого порока. Кто, например, теперь, в продолжение Святого поста, потрудится неленостно постяся, у того и по окончании постных дней останется дух поста и соделает его трезвым и воздержным во всём. Кто, напротив, в прошедшие дни предавался много роскоши и сладострастию, из того и Святой Дух не вдруг может изгнать духа чувственности и плотоугодия, так что он и среди духовных предметов, в минуты самые священные, будет возмущаться от воспоминаний и мыслей плотских.

Вообще борьба с духом порока гораздо труднее, нежели с самим пороком. Порок можно тотчас оставить, но дух порока не скоро оставит тебя: надобно долго сражаться, долго подвизаться и терпеть, чтобы освободиться от него.

Всё сие, без сомнения, имеет в виду святой Подвижник Христов и посему просит у Господа совершенного освобождения от зла, совершенного очищения своего духа и тела, совершенного уничтожения в природе своей закваски греховной.

Подражая сему, не остановимся и мы, братие мои, на поверхностном очищении души нашей посредством исповеди от некоторых токмо, видимо злых и богопротивных дел. Что пользы отсекать ветви, когда остаётся корень зла? Благоразумно ли убивать одну большую змею, когда десять малых готовы на её место?

Вооружённые духом ревности по Бозе и своём спасении, проникнем до самого исходища зла в душе нашей и постараемся истребить его совершенно. Для нас самих это было бы невозможно, но мы имеем всемощную благодать Божию, пред коей вся нага и откровенна, вся возможна и удобна.

Когда мы усердной молитвой низведём сию благодать в свою душу, предадим ей сердце своё и дадим безпрепятственно действовать в нас и врачевать недуги наши, то бездна тьмы и зла, нас обу­ревающая, разделится; явится суша — твердое хож­дение в заповедях Божиих, воссияет над нами свет Лица Божия, создастся сердце новое, обновится дух правый; и мы вообразимся прежней, первобытной добротой невинности и правды, еже буди со всеми нами благодатью Христовою! Аминь.