— Ваш отец прошёл Великую Отечественную от Кавказа до Берлина, как и все мужчины вашей семьи, находившиеся в военные годы в призывном возрасте.
— И даже не достигшие его! Муж моей двоюродной сестры, Гранд Ишханов, убежал на фронт 16-летним курсантом лётного училища. Стал лётчиком, за юность и храбрость получил прозвище «Орлёнок». Скончался дядя недавно, в возрасте 91 года. Я помню его китель, весь в орденах и медалях. Из консерватории ушёл на фронт мамин брат Рафаил, замечательный вокалист. Воевал и муж второй двоюродной сестры, Константин Папондопуло, грек. Костя служил в разведке. Сейчас ему 93 года, он со своей большой семьёй живёт во Владикавказе. Папин двоюродный брат, Артём Барсегов, тоже совсем молоденький, ушёл добровольцем. После Победы вернулся невредимым, если не считать пули, засевшей в шее. Врачи не стали вынимать, сказали, что никогда не побеспокоит, что и сбылось. Поразительно, но все мои родные вернулись с фронта! То, что никто из них не был убит, я себе объясняю тем, что за них горячо молилась моя бабушка, папина мама.
Бабушка Айкануш была глубоко верующей. В тридцатые годы за веру можно было угодить в Сибирь, и она молилась тайно, по ночам. Когда во время войны открылись некоторые из закрытых советской властью храмов, по городу распространился слух: «Это — ловушка, пришедших в церковь возьмут на заметку, и поминай, как звали!» Люди боялись в храм идти. Моя бабушка подала пример одной из первых. Она и меня, маленькую, водила в церковь, и я запомнила: пол состоял из каменных плит, и была среди них «бабушкина», на которой она молилась постоянно. При появлении Айкануш прихожане, в знак уважения, освобождали для неё это место. В церкви бабушка никогда не присаживалась: молилась стоя или на коленях. В память о ней я тоже не позволяю себе сидеть в храме. Вообще предки по папиной линии были очень набожные. Отец бабушки, Александр, в начале XX века отправился в паломничество к Гробу Господню. Жене наказал молиться о его благополучном возвращении. Прабабушка Эркиназ решила с молитвой ткать ковёр. В семье было шестеро детей, и все ей в этом труде помогали. К возвращению прадеда был готов большой красный ковёр с надписью на армянском: «В 1902 году махтеси Барсегов созерцал Святыню». «Махтеси» у армян — уважительное обращение к паломнику, побывавшему в Иерусалиме. Прабабушка завещала после её смерти разрезать ковёр на части по числу детей, чтобы сохранить память об этом событии. Часть с надписью отдали сыну. От него она попала к внуку, моему дяде. У того детей не было, и он передал ковёр мне.
— Где произошла эта история?
— В городе Карс. Сейчас это территория Турции. У города, основанного в IV веке, богатая история. Он был столицей Армянского царства Багратидов, потом — частью Византийской империи, Грузинского царства, принадлежал Турции, а с 1877 по 1918 год — России. Армяне-христиане жили там испокон веков. Но позже наша семья оказалась в Баку. Там в 1906 году родился мой отец, Рафаил Хачатурович. В Баку он учился, работал, женился, потом стал военным. В нашей семье было много военных, ещё в Персидские войны. Я, старшая из трёх сестёр, родилась в Баку в 1933-м. До войны отец служил в Мцхете. Маленькой девочкой я с мамой ездила к нему и запомнила великолепный монастырь на горе. С началом войны папа ушёл на фронт. Воевал в армии маршала Рокоссовского, был политруком.
— Что вы знаете о боевом пути отца?
— К сожалению, не очень много: он не любил рассказывать о войне, тем более мне. Когда папа вернулся в 1946 году, привёз кое-какие трофейные вещи — банджо, аккордеон, фарфоровые статуэтки, какие-то мелочи. А во мне, тогда тринадцатилетней, взыграл юношеский максимализм. Я сказала: «Папа, зачем ты принёс эти вещи в наш дом? Это же чужое!» Теперь-то понимаю, прости меня, Господи, что зря обидела отца… Всё же помню его рассказ о том, как в окопах, на передовой, вдруг встретил своего названого брата Арама Гукасова, тоже мобилизованного из Баку. И ещё — как какой-то внутренний голос приказал ему под обстрелом отползти с того места, куда в следующий миг угодила пуля. Видимо, не обошлось без Ангела-хранителя! А из Берлина, где отец закончил войну, он присылал мне открытки, такие изящные, «несоветские». Писал на них всегда одно: «Доченька, скоро добьём врага, и я с Победой вернусь домой». Одна из открыток хранится у меня.
Отец закончил войну в звании майора, позже продолжал службу в Баку уже в чине подполковника. А на том трофейном аккордеоне я потом играла всю жизнь: в школе, на праздниках. Уцелела и одна из фарфоровых статуэток — женщина, раздающая детям хлеб. Она напоминает мне и о маме. Маму звали Ареват, что значит «единственное солнышко». В войну она работала на хлебозаводе, выпекавшем хлеб для госпиталей. Каждое утро принимала мешки с мукой. К моменту привоза мешков у ворот собирались беспризорные дети, оборванные, голодные. С мешков осыпалась мучная пыль, и ребятишки пытались собрать её с земли. Наскребали жалкую щепотку. Мама не могла смотреть, как дети гибнут от голода. Она начала прятать в кармане лезвие и потихоньку вспарывала один из мешков. Из дыры сыпалась мука, которую подбирали ребята, чтобы испечь лепёшки. Через много лет после войны мама встретила на улице одного из тех беспризорников. Взрослый, солидный мужчина бросился к ней с криком: «Тётя Рива!» Обнимал, благодарил, что спасла тогда этой «хитростью» (за которую могла и поплатиться) жизнь ему и другим.
Из военного детства помню огромные очереди беженцев, спавших прямо на земле, у вокзала. И ещё — папе удалось отправить с фронта в бакинский госпиталь своего юного адъютанта Гришу, опасно раненного. В своем последнем бою он вёл себя героически. Мама навещала его каждый день, но Гриша всё-таки умер. Мы похоронили его в нашей родовой могиле. Этот молоденький солдат тоже был армянин. Вот вам ещё один яркий пример того, что все народы сплотились в борьбе с фашизмом, завоевав «одну на всех» Великую Победу.
Беседовала Светлана Попова
